Откуда взялась богема

Слово «богема» появилось в обиходе с выходом романа Анри Мюрже (фр. Henri Murger, 1822-1861) «Сцены из жизни богемы» (фр. Scènes de la vie de bohème, 1847–49)[1]. 

С его подачи некогда негативное слово bohème, которым называли цыганей с их кочевым образом жизни в бедности и гонениях, получило весьма радужную окраску. Идея, что якобы нельзя одновременно служить Богу и маммоне нашла в сердцах парижской творческой молодёжи большой отклик. 

Герои романа Анри Мюрже представлены истинными служителями искусства, которые вопреки нищете раз и навсегда сделали свой выбор в пользу творчества и любви. На одной чаше весов были благополучие и буржуазный образ жизни, который они якобы отвергали, а на другой, как будто, гений творца, который мог произрастать только в нищете и свободе от материального мира.

— Сударь! — в ужасе вскричал папаша Дюран (швейцар), указывая хозяину на мольберт. — Он художник!
— Живописец! Так я и знал! — воскликнул господин Бернар (хозяин квартиры), и волосы его парика поднялись от ужаса. — Художник!!! Так вы не навели справок об этом молодом человеке? — обратился он к швейцару. — Так вы не знали, чем он занимается?

Забавно, что когда появилось такое понятие как «богема» по отношению к малоимущей творческой прослойке населения, цены на пигменты, масла, художественные инструменты, бумагу, холсты и мольберты  были настолько высокими, впрочем, как и сейчас, что их себе мог позволить только по-настоящему состоятельный человек. Сомневаюсь, что как минимум богемные  художники действительно были нищими.

Во времена Мюрже основными причинами покинуть отчий дом и пуститься в богемное плавание была жажда свободы и приключений без чуткого надзора консервативных родительских глаз. Бунтарных «богемцев» XIX века стесняли буржуазные нормы поведения их родителей, в то время как жизнь в буйных эротичных вечеринках считалась по-настоящему живой и интересной. 

Выходило, что бунтарство у богемной тусовки XIX века было по сути дела напускное и нормой жизни даже тогда не являлось. Никто из богемщиков не помышлял о том, что им в какой-то момент может стать не на что жить. Потому как большинство из них были выходцами из довольно состоятельных семей, например, тот же граф Анри Тулуз-Лотрек (фр. Henri comte de Toulouse-Lautrec; 1864-1901). 

Или вы слышали когда-нибудь о буйных выходках трудяги Клода Моне (фр. Oscar-Claude Monet; 1840-1926), который был потомком разорившегося бакалейщика? Его жизнь и благосостояние напрямую зависели от количества проданных им картин. Моне настолько был озабочен своей работой и имиджем, что, вопреки целому ряду жизненных невзгод, настолько преуспел в накоплении довольно солидного капитала, что даже на пленэрные зарисовки на реке выходил на лодке с мадам Моне в накрахмаленной белой рубашке. 

Зато книги о муках великих богемных художников выходят до наших дней с завидным постоянством и продаются большими тиражами. Ведь в молодые годы даже Моне в порыве отчаяния как будто чуть не покончил жизнь самоубийством – настолько плачевным было его положение. Но если вы присмотритесь к биографии мастера, то быстро заметите, что в молодые годы жизни с Камиллой, художник просто не умел грамотно распоряжаться деньгами. Как только в  доме молодой четы Моне появлялись деньги, они обрастали предметами роскоши, прислугой, садовниками и часто наведывающимися друзьями. Через некоторое время семья снова оказывалась на мели.

Хаотичный образ жизни отличал и другого великого художника – Винсента ван Гога, мистификация судьбы которого продаёт куда больше принтов с вишнёвыми деревьями, чем если бы люди наконец-то поверили в правду о физиологическом наследственном заболевании художника и в то, что его в общем-то погубили последствия злоупотребления абсентом и беспорядочными половыми связями. Но увы. Это же скучно и не так увлекательно, как истории о сумасшествии и пьяных вечеринках.

В какой-то момент художник сам пришёл к выводу о том, что здоровый образ жизни куда больше способствует продуктивной работе. В письме своему брату Тео от 3 мая 1888 года, всего пару месяцев после того, как Винсент покинул в хмельном дурмане Париж, художник пишет: «Я был на верном пути получить инсульт, когда уезжал из Парижа. И после отъезда меня всё ещё прихватывало! Боже мой, насколько же я был подавлен, когда перестал так много пить и курить, и когда начал задумываться о своей жизни вместо того, чтобы попытаться забыться! Работа в окружении этой прекрасной природы дала мне моральную поддержку, но даже тогда мои силы иногда изменяли мне... И всё же если мы хотим жить и работать, нужно оставаться рассудительными и беречь своё здоровье. Холодная вода, свежий воздух, хорошая и простая еда, здоровый сон и никакого негатива.»[2] Золотые слова, если бы ещё Винсент остался им верен.

Взгляд снаружи и изнутри
Нашим современникам пришлось изрядно попотеть, чтобы на смену образа богемного художника, который пишет в пьяном дурмане, следом жжёт и режет свои картины и умирает не своей смертью, постепенно пришёл образ работяги, чьи труды должны хорошо оплачиваться. При этом даже сейчас ни одна другая сфера общественной жизни не соткана столь сильно из противоречий, как мир искусства. И хотя отношение к художнику с каждым днём становится чуточку лучше, в общественном сознании люди творческих профессий всё ещё лентяи, которые спят до обеда, живут в своих мечтах, творят для вечности и в хорошей оплате не нуждаются по определению. 

Ведь хороший художник должен быть вечно голодным. А значит, в отличие от всех других, просто не существует как экономическая единица, нуждающаяся в признании и достойной оплате результатов своей деятельности.

К сожалению это представление укоренилось не только в людях снаружи, но и в самих художниках.

Например, с представлениями о романтике «богемной жизни» в сознание людей искусства вошли и представления о том, что нельзя одновременно быть талантливым и богатым. А значит сытый художник – плохой художник. 

Если вас посещают такие саморазрушительные мысли, вспомните старика Пикассо с его женщинами и виллами [3] и дышите глубже. 

И ни дай бог вы талантливый и целеустремлённый человек, которому не чужды ни радости семейной жизни, ни размеренный рабочий день. 

А между тем у современного художника именно семья и искусство являются опорой его творчества, а не абсент, наркотики и выходящие из берегов вечеринки. И работать приходится с раннего утра до позднего вечера – без выходных и нормального человеческого отпуска колбаской на пляже. Потому что стало нечеловечески тяжело пробиться и зарабатывать именно искусством на жизнь. (Я не говорю сейчас о дизайне или об иллюстрации.)  Художник должен быть человеком-оркестром: менеджером, пиарщиком, бухгалтером, актёром, продавцом и ещё каким-то образом творить так, чтобы все ахнули. Какой, простите, «абсент», когда работать нужно так, чтобы папа Карло нервно курил в углу.

Ниже фильм про моего любимчика — немецкого художника Нео Рауха, который уходит писать в мастерскую как на работу: по часам и с размеренным рабочим днём. При этом относится к числу самых успешных художников-современников, прекрасно выглядит и живёт, о боги, всю свою жизнь с одной единственной женщиной.

Что до разгульного образа жизни, который с такой лёгостью приписывали художникам ещё пару десятков лет назад, – естетсвенно, у каждого могут быть свои методы погружения в творческий транс. Но только именно алкоголь и наркотики в творческой среде – это уже скорее малоприятное исключение из правил. И жизнь в бедности, но свободе – вредящий художникам во всех отношениях миф. 

И как же приятно осознавать, что сейчас уже есть целый ряд знаковых современных художников, которые беспощадно расправляются с отсталыми представлениями XIX века о богеме. Но об этом как-нибудь в другой раз.

[1] Справка из энциклопедии: de.wikipedia.org/wiki/Bohème
[2] Martin Bailey, «Vincent Van Gogh’s Provence», Nymphenburger, Мюнхен, 1992
[3] Экскурсия по вилле Пикассо